Неточные совпадения
«
Бобы восемь гривен фунт!» — пошевелилось у ней в горле, но
на язык не сошло.
Косматые и черные, как чертовки, женщины сидели
на полу
на пятках, под воткнутыми в землю,
на длинных бамбуковых ручках, зонтиками, и продавали табак, пряники, какое-то белое тесто из
бобов, которое тут же поджаривали
на жаровнях.
— Да ведь он у вас был не один десяток раз, и все-таки из этого ничего не вышло, а теперь он передал все дело мне и требует, чтобы все было кончено немедленно. Понимаете, Игнатий Львович: не-мед-лен-но… Кажется, уж будет бобы-то разводить. Да Привалова и в городе нет совсем, он уехал
на мельницу.
Среди этих кустарников еще можно было усмотреть отцветшие и увядшие: сабельник с ползучим корневищем; морошку с колючими полулежащими стеблями и желтыми плодами; болотную чину, по внешнему виду похожую
на полевой горошек и имеющую крылатый стебель и плоские
бобы; затем ирис-касатик с грубыми сухими и серыми листьями и, наконец, обычную в болотах пушицу — высокое и красивое белое растение.
Постройка с правой стороны двора служила конюшней для лошадей и хлевом для рогатого скота. Изъеденная колода и обгрызенные столбы свидетельствуют о том, что лошадям зимой дают мало сена. Китайцы кормят их резаной соломой вперемешку с
бобами. Несмотря
на это, лошади у них всегда в хорошем теле.
Сзади дома устраивался незатейливый огород с ягодными кустами и наиболее ценными овощами: репой, русскими
бобами, сахарным горохом и проч., которые, еще
на моей памяти, подавались в небогатых домах после обеда в виде десерта.
Приносят десерт. Ежели лето в разгаре, то ставят целые груды ягод, фруктов, сахарного гороха,
бобов и т. д. Матушка выбирает что получше и потчует дедушку; затем откладывает лакомства
на особые тарелки и отсылает к Настасье. Детям дает немного, да и то преимущественно гороху и
бобов.
Марья терпеливо выслушала ворчанье и попреки старухи, а сама думала только одно: как это баушка не поймет, что если молодые девки выскакивают замуж без хлопот, так ей надо самой позаботиться о своей голове. Не
на кого больше-то надеяться… Голова у Марьи так и кружилась, даже дух захватывало. Не из важных женихов машинист Семеныч, а все-таки мужчина… Хорошо баушке Лукерье теперь бобы-то разводить, когда свой век изжила… Тятенька Родион Потапыч такой же: только про себя и знают.
«Эх, кабы все это да до убившего каравана! — думал Артем, как-то по-волчьи глядя
на Груздева. — А то и взять-то сейчас с тебя нечего… Все одно, что проколотый пузырь. Не стоит с тобой и
бобы разводить, ежели сказать по-настоящему».
Обнимаю вас и за себя и за Павла Сергеевича [Боб-рищева-Пушкина]. М. А. [Дорохова] сама бы приписала, но утомилась и душевно жалеет, что вы не дали ей в Москве взглянуть
на себя.
Когда мы проезжали между хлебов по широким межам, заросшим вишенником с красноватыми ягодами и бобовником с зеленоватыми
бобами, то я упросил отца остановиться и своими руками нарвал целую горсть диких вишен, мелких и жестких, как крупный горох; отец не позволил мне их отведать, говоря, что они кислы, потому что не поспели;
бобов же дикого персика, называемого крестьянами бобовником, я нащипал себе целый карман; я хотел и ягоды положить в другой карман и отвезти маменьке, но отец сказал, что «мать
на такую дрянь и смотреть не станет, что ягоды в кармане раздавятся и перепачкают мое платье и что их надо кинуть».
— Ну, ребята, — вскричал Перстень, — полно
бобы на печи разводить! двадцать человек чтобы шли за мной!
Чтобы вывести девушку из затруднения, Брагин сам раскрыл коробку: внутри
на бархатной подушечке жарко горели три изумруда, точно
бобы, осыпанные настоящими брильянтами. Это был целый прибор из броши и серег. Подарок, однако, не произвел надлежащего действия, а только заставил Феню покраснеть, точно эта коробка была отнята для нее у кого-то другого.
Повертывая кусок кварца перед лампой, Гордей Евстратыч рассмотрел в одном углублении, где желтела засохшая глина, целый самородок, походивший
на небольшой
боб; один край самородка был точно обгрызен.
Или был прав бродяга
Боб Перкантри, который говорил, что «если случай поддел тебя
на вилку, знай, что перелетишь
на другую».
— А мне еще дивнее тебя видеть, как ты бросил свой монастырь и прибежал схорониться к воеводе. Ты вот псом меня взвеличал, а в писании сказано, што «пес живой паче льва мертва…». Вижу твой страх, игумен, а храбрость свою ты позабыл.
На кого монастырь-то бросил? А промежду прочим будет нам
бобы разводить: оба хороши. Только никому не сказывай, который хуже будет… Теперь и делить нам с тобой нечего. Видно, так… Беда-то, видно, лбами нас вместе стукнула.
Изобретательный от природы, он с честью вышел из затруднительного положения, как только «Фитиль
на порохе» бросил якорь у берегов пролива. Каждый полдень, сидя
на раскаленном песке дюн, подогреваемый изнутри крепчайшим, как стальной трос, ромом, а снаружи — песком и солнцем, кипятившим мозг наподобие
боба в масле нагретыми спиртными парами, Пэд приходил в неистовое, возбужденное состояние, близкое к опьянению.
Гаврила Пантелеич. Полоумная!.. Вас обоих вместе
на цепь-то посадить!.. Тут видимое дело: человека надо скорей водой… ушата два вылить, а она его расспрашивает…
бобы с ним разводит!..
Бывает часто, что в городах
на пожарах остаются дети в домах и их нельзя вытащить, потому что они от испуга спрячутся и молчат, а от дыма нельзя их рассмотреть. Для этого в Лондоне [Лондон — главный город у англичан. (Примеч. Л. Н. Толстого.)] приучены собаки. Собаки эти живут с пожарными, и когда загорится дом, то пожарные посылают собак вытаскивать детей. Одна такая собака в Лондоне спасла двенадцать детей; ее звали
Боб.
Спиридоновна. Зачем гонять, может и пригодится. Ты его, Груша, блюди, приголубливай, только не больно поваживай. Женись, мол, вот и все тут, и хлопотать не об чем, а
на бобах-то, мол, нас не проведешь. А до той поры пущай ходит да гостинцев носит. Что им в зубы-то смотреть!
— Разводи бобы-то! Точно я двухлетний ребенок, ничего не вижу, ничего не понимаю, — с усмешкой сказала Аграфена Петровна. — Лучше вот что скажи — неужто у тебя еще не вышли из памяти Луповицы, неужели в самом деле обрекла ты себя
на девичество?
— Коршунов, успокойся и почивай
на лаврах, — зашипел наподобие змеи длинный
Боб, наклоняясь к Боре. — Это, во всяком случае, не гений и твоей славы не затмит.
И вот, нужно же было случиться такому несчастью! Маленькие ножонки заплелись немного, и крошечная фигурка, с жалкой гримаской, плача, растянулась
на песке. В тот же миг злополучный шар выскользнул из рук
Боба и, плавно колеблясь, поплыл в воздухе.
Какой злой гений посоветовал
Бобу, Косте и Феде разыграть французскую классическую сцену из «Сида»? Ах, что это было!
На каком языке они ее разыграли — неизвестно. Только
на французский он был очень мало похож. Управляющему школой, очень важному и образованному барину, полжизни своей прожившему в Париже, чуть не сделалось дурно. Он должен был невыносимо страдать от такого убийственного произношения. Лицо француза от волнения покрылось пятнами. Мы боялись, что с ним сделается удар.
На радостях
Боб прогремел своим басом «ура», а Федя Крымов вскочил
на кафедру и оттуда с азартом заявил
на всю школу, что он счастлив, что не провалился; и что не провалился он исключительно благодаря Сане, которая носилась с его экзаменами больше, чем со своими; и что он всех нас любит, как «сорок тысяч братьев любить не могут», а потому перед долгой разлукой предлагает нам всем перейти
на «ты».
Через пять минут Матреша и маленький принц уже друзья
на всю жизнь. Оля и
Боб уходят успокоенные, а мне предстоит еще проучиться целую ночь.
В директорской ложе я вижу бледного, как смерть, несмотря
на грим,
Боба и самого директора, холеного, красивого высокого барина-аристократа.
Итак, сегодняшний день начался удачно, несмотря
на то, что
Боб во время фехтования нечаянно наставил Оле шишку
на лбу рапирой, а в танцевальном классе Листова Рудольф с обычной своей медвежьей неуклюжестью наступил мне
на платье и оборвал добрую половину волана.
У нас
на курсах событие.
Боб Денисов оказался настоящим прорицателем: Маруся Алсуфьева и Борис Коршунов — невеста и жених.
— Да, да! — присоединяется к
Бобу Вася Рудольф, выбегая
на сцену, откуда зазвучал много слышнее его мягкий баритон. — Это нам необходимо сделать тотчас же, сейчас! Мы должны, это наш долг, господа, самая существенная необходимость…
— Денисов, прочтите, — кратко приказывает он
Бобу, первому попавшемуся ему
на глаза.
Ольга и
Боб давно прошли «Драму» к завтрашнему экзамену, а мне еще придется посидеть ночь. Дело в том, что Юрик не отходит от меня ни
на шаг, а заниматься при таких условиях не очень-то удобно. Славу Богу,
Боб и Ольга пришли и дали мне возможность почитать.
В церкви
Бобу непременно хочется надеть ей венец
на голову.
Наши все уже в сборе, кроме Ксении и Лели, которые в этот вечер поехали в оперу. В ложе, где полагается быть всего шестерым, нас набирается девятеро, и мы жужжим, как пчелы. Из соседних лож подозрительно поглядывают
на нас, потому что
Боб Денисов при помощи бинокля, взятого им у Оли, показывает удивительные фокусы. Он глотает бинокль и потом неожиданно находит его за обшлагом Феди Крымова, и все это со своей абсолютно спокойной физиономией факира.
— Да ведь никто не видит, — оправдывается
Боб. Но он ошибается. С одной из скамеек неожиданно поднимается человек и идет прямо
на нас.
В наших санях: Ольга, Саня Орлова, я;
на коленях у нас — Султана, испускающая громкий визг при каждом толчке;
на передней скамейке —
Боб, Вася Рудольф, виновник-устроитель этой поездки, и Костя Береговой. Во второй тройке — Маруся, хохочущая и щебечущая, как птичка, Ксения в удивительной белой ротонде, в которой черная головка итальянского мальчугана тонет, как муха в молоке, Боря Коршунов, Федя Крымов и Володя Кареев.
Боб с видом настоящего оценщика взбрасывает
на руке ту или другую вещь и торгуется, как извозчик. Но татарин неумолим. Дает самые мизерные цены, несмотря
на то, что
Боб его величает и «вашим сиятельством», и «князем», и «светлостью» даже. Но «светлость» уперлась
на своем. За бархатное платье он дает пять рублей, за шелковое тоже пять, за ротонду десять и все косится
на новенький костюм
Боба.
— Аминь. Да будет так, — подтверждает
Боб, нимало не остепенившийся за лето, несмотря
на важную роль первого резонера, которую он играл все эти три месяца в Народном театре.
— Светские барышни! — презрительно щурится им вслед
Боб, и все его благодушие большого, длинного ребенка исчезает куда-то. — И к чему пошли
на сцену, спрашивается?! Сидели бы дома — тепло и не дует. Тут есть нечего, последние гроши за учение внести надо, а они в шелках и в бархатах,
на собственных пролетках разъезжают!
Когда подали артишоки,
Боб долго смотрел
на них с таким видом, точно перед ним лежало морское чудище, и вдруг решительно заявил, к всеобщему ужасу, что он подобного «фрукта» не решится отведать никогда в жизни.
Сейчас идет класс пластики. Белокурый тапер ударяет по клавишам рояля, и мы переходим
на танцкласс. Звуки модного «миньона» оглашают училище. Мой неизменный кавалер по танцам — Вася Рудольф. Неуклюжий и удивительно забавный Федя Крымов танцует с Лили Тоберг. Ловкий, подвижный Костя Береговой танцует с Шепталовой,
Боб — с моей Олей, Саня Орлова чередуется с Марусей, так как у них один кавалер
на двоих — Борис Коршунов.
Мы бросаемся к нему
на помощь. Я первая наклоняюсь над ним, за мною
Боб Денисов. Срываем с него воротничок, расстегиваем жилет. Ольга с Ксенией бегут за водой.
Утром Виктор Петрович Горский, сидя
на первой парте, «
на облучке», по выражению
Боба, пояснил разницу между красивым и прекрасным в предмете эстетики. Он сам увлекался, цитируя гомеровские стихи и декламируя битву под Троей. И мы перенеслись следом за ним под вечно синее небо Эллады,
на родину неземной, безбрежной красоты.
А мальчик как только пригнал вечером в село стадо козлят, так сейчас же рассказал своей матери, что видел
на скале старика, а Пастухова мать пошла
на колодец и стала о том говорить другим женщинам, и так сделалось известно людям о новом столпнике, и люди из села побежали к Ермию и принесли ему чечевицы и
бобов больше, чем он мог съесть. Так и пошло далее.
Доктор, очень серьезный господин, долго и тщательно осматривает маленького принца, в то время как
Боб Денисов, прищелкивая пальцами и приплясывая
на месте, отвлекает внимание моего крошечного сынишки от неприятной процедуры. Все мы смотрим
на почтенного эскулапа с замиранием и надеждой, с нетерпением ожидая, что он скажет нам.
Ответив
на мой реверанс, он продолжает, обращаясь к
Бобу...
— Ладно. У меня два рубля
на восемь дней. Все равно не дожить до отцовской присылки. Жертвую один, — машет рукою
Боб.
Бобу, с его журавлиными ногами, и мне, привыкшей с самого раннего детства носиться стрелою по лесным тропинкам, ничего не стоит уйти от Султаны. Но зазевавшийся Володя попадает со своей дамой впросак. Султана хватает его за руку и торжественно ведет, как пленника,
на свое место.
Боб ставит коробку
на барьер перед собою и строго контролирует каждого, кто протягивает к ней руку.
— Совсем Антигона, классическая героиня! Не тронь меня, а то укушу за нос! — пробует острить
на ее счет
Боб, но никто из нас не смеется. Всех захватила торжественность минуты.